Елена Габова
НОВЕНЬКИЙ И ЧЕРЕПАХА
Рассказ
Лере пятнадцать. Она ходит прямая, как палка, потому что носит корсет. Она снимает его только на ночь.
Когда новенький, который сел сзади, постучал во время урока по Лериной спине, стук раздался такой, как будто постучали в стену. Все засмеялись. Лера повернулась и спокойно объяснила новенькому, обалдевшему от ее твердой спины и потому сидевшему с растерянной физиономией:
– Это корсет, понимаешь? У меня искривление позвоночника, я ношу корсет. Не стучи, пожалуйста.
Лера отвернулась, а он, пришедший в себя от вразумительного объяснения, громче прежнего, постучал. Одноклассники давно знали про Лерин корсет, могли бы и посочувствовать, но они снова заржали. Они такие...
Если в первый раз новенький хотел что-то спросить, то теперь – понятное дело, постучал для смеха.
Лицо девочки залилось краской. Она закусила губу, молча встала, и изо всех сил треснула новенького учебником по башке. А что было делать?
– Черепаху не тронь,– поучающе сказал Аркашка Новаков,– убить может.
Новенький схватился за голову, а Лера вышла из класса – об этом ее попросила учительница.
Урок истории был последним. Надо было взять сумку, можно было топать домой, а теперь стой вот у подоконника, жди звонка, еще и на чокнутого этого придется глянуть. Откуда он на них свалился?
Прозвенел звонок, ребята повалили из класса, а Лера, наоборот, протиснулась сквозь толпу, кинув на новенького полный презрения взгляд.
По дороге в раздевалку ее окликнули:
--Эй ты, закованная в мрамор!
Лера вспыхнула, не остановилась, конечно. Новенький поравнялся с ней.
– Вот я и говорю: ты что, шуток не понимаешь?
У Леры в печенках сидели нудные объяснения, но она монотонным голосом, не поворачивая головы, снова повторила:
– У меня искривление позвоночника. Я ношу корсет. Оставь, пожалуйста, меня в покое.
– Ну, лечись, лечись, я разве спорю?– Новенький широко шагнул и перегнал Леру. На спине у него висел здоровенный, совсем не школьный, рюкзак. Как будто бы в лес по дрова собрался.
Он не то, что красивый, просто новый, поэтому все его замечают. Высокий, с мощными взрослыми плечами. Волосы пышные, блестящие. "Head & shoulders?" Глаза хитрые, словно он про себя над чем-то все время улыбается.
Девчонкам всё новенькое нравится. И все новенькие. Кинулись на Вербина, словно он только и ждал, что внимания десятиклассниц тридцать восьмой школы. Время у него спрашивают, хотя каждая при часах или с мобильником. Он уже сидел не сзади Леры, а на последней парте, чтобы никому не загораживал белый свет – длинный был ужасно, пересадили. Как назло в эту неделю Леру спрашивали по всем предметам. Она выходила к доске с негнущейся спиной, красная, потому что знала, что новенький на нее пялится, и старалась не ударить в грязь лицом. Ее ответами он оставался доволен (так Лера думала).
С того первого дня они не разговаривали. Да, он оставил ее в покое, как она и просила. Одноклассницы же просили о другом, да ну, девицы совершенно без самолюбия, особенно, Верка со своими куцыми ресницами (она так их мажет, что они становятся в карандаш толщиной).
-- Вербин, ты меня замуж возьмешь?
– Тебя?
Новенький идет по коридору, размахивая охотничьим рюкзаком. Размахался... Места в его старой школе было много? Коридоры широкие? А здесь узкие... Вот и Леру задел.
– Осторожней!
– Ах, да, извините, у вас корсет...я нечаянно, совершенно нечаянно...
– Вербин, тебя спрашивают, ты, что, глухой?— Верка.
– ...Кстати, он, корсет то есть, с вами на всю жизнь?
– Нет.
– Это хорошо.
– Вербин, ну ответь, я же жду!
– Чего она ждет?– мальчишка косится на Леру, разговаривает только с ней, словно тут и нет никакой Веры.
– Интересуется, возьмешь ли ты ее в жены,– объясняет Лера.
– В жены?
Вербин оборачивается на Верку, словно в первый раз ее видит.
– Извини, забыл, как уж твоя фамилия?
– Меня Верой зовут. Ивановой.
– Вот я и говорю,– его взгляд ткнулся в Леру, прямо в ее "мраморную" спину – она ушла немного вперед,– я замуж Леру возьму...
Лера это очень хорошо услышала, и не поняла, что с ней произошло. Ей стало жарко в своем корсете-футляре, тяжело стало дышать, дыхание уперлось в твердую кожаную стенку, да что с ней, ведь понимала, что он шутит, на эту его шуточку надо было такой же пошлостью ответить, а Лера серьезно, даже зло:
– Вербин, запомни: никогда, слышишь, ни-ког-да я не стану твоей женой!
И после этой дурацкой тирады все, кто ее слышал, поняли, что Лере новенький нравится, да еще как!
– Березина, ты точно шуток не понимаешь, -- сказал Вербин, чтобы тоже все слышали,– а между прочим, Березина, человек без чувства юмора опасен... Тебе, Березина, не только позвоночник, но и нервы надо лечить.
Сел на свое последнее место, взгляд в окно, ни на кого не смотрел, наверное, тоже стало не по себе. А уж Лере... Теперь она поняла, почему так злится на девчонок: она тоже хочет так вот запросто общаться с Вербиным, но не может… Не умеет… Черепаха в своем панцире, правильно ее обзывают!
... Зачем он пришел в их школу? Просили его? Ну, пусть бы в параллельный класс, почему к ним? И почему теперь стоит Лере проснуться, как сразу перед ней его лицо с прищуренными глазами, и ей хочется скорее в класс.
Учителям Вербин нравится, ведь с ним – никаких хлопот. Учится ровно: хороший ученик, хороший мальчик (для учителей они все еще мальчики девочки – смех!). С одноклассниками общий язык нашел, а уж с одноклассницами... Девочки его полюбили! Как такого не полюбить! На переменках, когда великое переселение из кабинета в кабинет, он схватит какую-нибудь девчонку под мышку и тащит. Та, конечно, в восторге, только что не визжит от счастья. (Некоторые визжат!)
Вот и сейчас... Спускаясь вниз, в кабинет военной подготовки, Вербин схватил под мышку Нельку Саврасову и пронес ее целый лестничный пролет.
– Ну, зачем, зачем? Вербин, отпусти!– Неля зарделась и по глазам видно – по уши счастлива!
Военрук – толстый маленький дяденька с блестящей лысиной. В школе он сто лет. Раньше преподавал военное дело, потом когда его отменили, вел ОЖБ – основы жизненной безопасности, но вот с этого сентября – здрасьте, пожалуйста – снова НВП – начальная военная подготовка. Вольдемар Артурович с чувством глубокого удовлетворения объяснил, что предмет вернули в школу в связи с реформой в армии. Но если сто лет назад на НВП ходили только парни, то теперь, будьте добры, и девочки... И Лера в своем корсете, потому что это – объяснил Вольдемар – не физкультура, а НВП. И вообще, ходит Березина прямо, как настоящий солдат, и все должны брать с нее пример, объяснил военрук.
В военруке ничего военного, ну ни капельки. Лысина такая домашняя. Ребята его не любили. Чуть что, орет:
– Сми-ирна! Слушай сюда!– и начинает нудную лекцию на разные неинтересные темы.
Десятый ввалился на НВП в подвальный класс с маленькими оконцами над землей, где всегда, даже днем, горел свет. Вольдемар уже ждал.
– Здравствуйте, товарищи!
– Здравия желаем, товарищ крокодил!
Лера оглянулась на Вербина – у того округлились глаза. Конечно, следовало говорить: "Здравия желаем, товарищ военрук!", но с сентября здоровались десятиклассники именно так:
– Здравия желаем, товарищ крокодил!
И уже никто не помнил, как так получилось, кто первым эту хохму предложил. Наверное, Аркашка Новаков.
Вольдемар Артурович, конечно, понимал, что десятиклассники говорят что-то не то, но до конца в этом не был уверен. Ребята кричат стройно, по-военному кратко. Военрук молчит с минуту, смотрит на класс подозрительными маленькими глазками, а потом велит садиться.
Сознаться, что услышал: "крокодил" не смеет. А вдруг да все-таки "военрук"? Ученики же, черти, не смеются! Лица серьезные!
На НВП Лере ужасно скучно. Разбирают и собирают автомат. Пистолет. Новой марки. Старой марки. Парням интересно, а девчонки зевают. Ну зачем им знать устройство автомата? Девчонкам в войсках не служить. Может, скоро и парни не все будут, раз дело идет к профессиональной армии.
Профессиональная – это здорово, только опять НВП-то зачем?
Вольдемар Артурович при всей его глупости очень строг. Стоит ребятам чуть-чуть расшуметься, кричит и бьет ладонью по столу. И на уроке все тихо сидели. Девчонки молча тосковали.
В этот раз дверь открылась, и в кабинет вошла школьная медсестра.
– Извините, Вольдемар Артурович, только освободилась.
Нина Семеновна полненькая, добрая, личико у нее такое полненькое, доброе-доброе, матрешечка, да и только. Работает в школе третий месяц. С ней по-человечески поздоровались:
– Здравствуйте!
– Товарищи десятиклассники, я передаю вас Нине Семеновне,– сказал военрук.
Ребята шепотом закричали "ура"!
--... Вам надо учиться делать перевязки. Сами знаете, во время военных действий, могут случиться и ранения.
– И убиения,– пискнул кто-то.
– Да. И убиения,– спокойно согласился "Крокодил". И четким шагом, блестя лысиной, вышел из класса.
– Сегодня, ребята, мы с вами будем делать различные перевязки,– повторила вслед за военруком Нина Семеновна.
– Ура!– уже громко, в полный голос.
– Тише, тише,– Нина Семеновна поморщилась.– Вот тебе, Наташа, бинт,– обратилась она к Лериной соседке,– забинтуй, пожалуйста, Лере руку. И все сделают то же самое, я сейчас всем раздам бинты.
Почему так получается? Вольдемар-крокодил ребятам не нравился, но сидели у него тихо. Нина Семеновна – добрейшей души человек, пойдешь к ней в медпункт с больной головой, она сразу поверит, таблетку даст, воду, чтобы таблетку запили, и головка поправилась. И так она всегда с ребятами вежливо разговаривала, так ласково, нет, чтобы сейчас добром отплатить, десятиклассники сели ей на голову.
Парни, что сидели за Лерой, – Вискин и Новаков – отобрали у Наташи бинт и связали ее руку с Лериной. Да так крепко, что девочки пошевелись связанными руками не могли. Потом Аркашка Новаков стянул со стола медсестры резиновый жгут и выстрелил из него шапкой Вербина. Шапка пролетела через весь класс, все конечно ха-ха.
Тогда Нина Семеновна стала ребят уговаривать, чтобы кто-нибудь лег на учительский стол. Она, мол, на этом человеке будет показывать, как делать перевязки, раз самостоятельность десятиклассникам противопоказана.
Ложится, ясное дело, никто не хотел. Все со страшным криком предлагали друг друга.
– Черепаху положите,– сказал кто-то,– ее легко перевязывать!
Все стихло. Леру опять бросило в жар.
Медсестра смутилась.
– Лучше бы кого-то из мальчиков. А Корсет Лера Березина скоро снимет, у нее осанка полностью выправилась.
Лера взглянула на медсестру с благодарностью.
– Может и в голосе пропадут каменные нотки,– сказал кто-то с последней парты.
Вербин!
– Вас как звать, молодой человек?– спросила Нина Семеновна, сразу заинтересовавшись, – вы что, новенький?
Вербин поднялся.
– Я здесь уже месяц. Уже старенький. Звать меня Вербин Евгений.
– Что-то у меня вашей карточки до сих пор нету. А ведь скоро запросит военкомат. Вам надо сходить в старую школу.
– Это не мое дело. Мое дело – учиться, а не таскать карточки для тупого военкомата.
– Да, вообще-то я сама уношу карточки перешедших в другие школы, – Нина Семеновна снова смутилась.
– Вот и мою пусть перенесут, если надо.
– Ну, хорошо. А может вы, Женя, рискнете лечь?
– В качестве покойника,– вякнул Новаков, и снова все заржали.
В кабинет заглянула директриса.
– Что тут у вас происходит?
– Посмотрите, Людмила Ивановна, как у десятого класса уроки НВП проходят! Никто на стол ложиться не хочет! Хоть самой ложись.
– А вы лягьте,– предложил Аркашка, – а мы вас перевяжем.
– А ну-ка, Новаков, живо на стол!– скомандовала директриса.
– А что я-то?– заныл болтун-Аркашка.
– Живо на стол!
Бедный Аркашка поплелся к столу.
– И чтоб шума не было! На всю школу ваш класс слышен!
Директриса удалилась.
– Ладно, пока не надо на стол, – сжалилась Нина Семеновна над малорослым Аркашкой, – Сядь, Аркаша на стул, я покажу, как перевязывать голову, в случае если в нее попадет пуля или осколок.
Лере жутко было слушать это.
Нина Семеновна быстро и аккуратно перевязала Аркашу. Она не забыла даже глаза.
– Бедный, бедный Аркаша,– завздыхали мальчишки,– вот бы его сейчас маме показать.
– Не надо маме! – дурашливо завопил Аркашка из-под бинтов.
Нина Семеновна словно испугалась, что в класс и вправду заглянет Аркашина мама и быстро размотала бинты. Аркашка отправился на место, приглаживая волосы.
– Хоть голова согрелась,– пошутил он.
И правда, в кабинете военной подготовки было ужасно холодно, наверно, как в армейской казарме.
– Теперь вы, Вербин,– сказала она, – пожалуйста...
Сказала она так ласково, так просяще, что отказать не было никакой возможности. Новенький снял ботинки и забрался на стол. Он был длинный и хотя стол тоже был длинный, как в физическом кабинете – для опытов, ноги его свисали на спинку стула.
– Предположим, у этого молодого человека перелом позвоночника,– начала Нина Семеновна.
– Бедный новенький...– пожалела Вера язвительно.
– Тише. Итак, у него перелом позвоночника. Вот вы,– показала медсестра на Ульянова, и вы – на Толю Искрова,– подойдите ко мне, будете помогать.
Ребята медленно, вразвалочку, подошли.
– Надо осторожно перевернуть пострадавшего на живот...
Десятиклассники так "осторожно" перевернули парня, что даже здоровый Вербин охнул.
– Если бы у него и правда был перелом позвоночника, то он бы тут же умер,– упрекнула Нина Семеновна и сама хихикнула. Что касается класса – он и не переставал веселиться.
В середине урока заглянул Вольдемар Артурович. Так сказать, для проверки.
Ребята встали, и опять выпалили:
– Здравия желаем, товарищ крокодил!
– Вольно. Садитесь. Как успехи, Нина Семеновна? Кому выговор объявить?
– Н-нет, все хорошо, спасибо,– растерянно сказала Нина Семеновна.
Она-то точно услышала "крокодил". Теперь не сомневался в этом и Вербин, лежащий на животе на учительском столе. Хорошо, что он лежал вниз лицом и никто не видел, как он беззвучно хохочет, зажимая рот ладонью.
– Вот, учимся...– продолжала Нина Семеновна так же растерянно.
Воспользовавшись заминкой, "помощники" связали ноги Вербина со спинкой стула и теперь при всем желании Евгений не смог бы подняться.
– Продолжайте,-- сказал Вольдемар и тихо, чтобы не мешать, прикрыл дверь с той стороны.
Положили вдоль тела шины. Связали парня по рукам и ногам. Теперь он напоминал большую куколку, из которой вот-вот должна была вылететь чудовищных размеров бабочка.
Класс шумел. Перевязыванием занимались лишь "помощники", сама Нина Семеновна да Лера наблюдала, остальные шумели. Поэтому, когда прозвенел звонок, никто и слушать Нину Семеновну не стал. Напрасно она кричала, что они еще не закончили урок, что надо теперь размотать бинты с мальчика и так далее… Еще не закончили? Надо делать то-то и то-то? Какая чепуха! Надо, так и делайте, мы-то причем? Десятиклассники из класса в минуту смылись. Последний урок. Всем охота домой. Все кушать хотят.
Остались Нина Семеновна, Лера и перевязанный. Он-то куда мог сбежать?
– Лера, ты мне поможешь?– спросила Нина Семеновна и, всплеснув руками, воскликнула:– ой у меня же ключи от дома, можно, я отлучусь, отдам ключи сыну?
– Пожалуйста,– сказала Лера,– я посторожу эту мумию, чтоб ее не украли для Эрмитажа.
Они остались вдвоем.
– Тебе удобно?– спросила Лера со своего места.
– Не то, чтобы удобно...Просто я теперь представляю, как тебе в этом твоем...
– Опять ты о том же... Не надоело?...Я привыкла. И – ты слышал – я скоро его сниму. У меня уже прекрасная осанка.
– Я заметил. Сразу как пришел, заметил.
– Мне корсет помог. Теперь никакого сколиоза. Только мама не разрешает до срока снимать... Ну что, начну тебя освобождать? Или подождем медсестру?
– Не будем ждать добрую медсестру. Пусть меня развяжет суровая девушка... Послушай, почему вы его крокодилом называете?– Вербин засмеялся, вспомнив дружное приветствие класса.– Ой, не могу, смешно, развязывай поскорее.
– А ты это сразу услышал, да?
– Конечно! А он-то, что, глухой?
--Понимаешь, он боится, что окажется неправ. Вдруг ему "крокодил" только слышится? Ведь мы бы стали все отрицать, мы договорились.
– И Нина Семеновна не слышала?
– О, у нее были такие изумленные глаза! Я думаю, она все поняла.
Оба стали смеяться.
– Ну, ты меня развяжешь?
– Да, только не знаю, как за это взяться.
– Развяжи прежде ноги, меня ваши тупые парни со стулом связали.
– Ой, точно! Вот дураки!
Лера стала развязывать бинты на ногах и коснулась его ступней. Они пошевелились. Она в ужасе одернула руку.
– Щекотно. Ты не бойся, просто щекотно.
Лера стала развязывать добросовестно связанные узлы еще осторожнее, потом она решила помочь себе зубами. Получилось.
– Знаешь, – сказал Вербин тихо,– ты сейчас как будто меня поцеловала.
– Дурак,– сказала Лера и, жутко смутившись, побрела на свое место.
– Извини. Не уходи.
– Я дождусь медсестры, как и обещала. Неужели так долго передать ключ?
– Она, наверное, повела сына кормить. Наверное, ребенок у нее какой-нибудь первоклашка.
Лера молчала.
– Лер...
– Что?
– Почему ты такая злая?
– Чтобы ты никогда не стучал мне в спину.
– Я не буду стучать в спину. Я ее, знаешь что?
– Что?
– Я ее... поглажу.
– Корсет можешь гладить сколько угодно.
– Корсет не хочу. У тебя, наверное, из-за него такая бледная спинка, бледная, незагорелая, да?
– Ничего подобного. Я прекрасно летом позагорала.
Она подошла к мальчишке и стала быстро разматывать бинты. Ее руки касались его плеч, рук, спины. Ее как будто прошибало током. Они молчали. Вот и конец. Вербин сел на столе, разминаясь.
– Солнце пробивалось сквозь корсет?– спросил он, почему-то не глядя на Леру.
– Что? Ты о чем?
– О корсете и загаре. Солнце пробивалось сквозь корсет?
– Что ты к нему прицепился? Как будто я в нем родилась...
– А я так и думаю. Ты в него вмурованная.
Лера не знала, что с ней произошло в следующий момент. Может, она завидовала девчонкам, которых Женя иногда в шутку брал под мышку и протаскивал несколько метров, может, она тоже так хотела? Она не могла себе объяснить своих последующих действий.
– Отвернись,– сказала она и стала быстро раздеваться. Сдернула с себя свитер, легкую кофточку... Корсет. Стала расшнуровывать дурацкий корсет и это продолжалось довольно долго.
– Ты что?– наконец спросил оторопевший Вербин. До этого он изумленно молчал, – ты что делаешь?
Он смотрел на нее во все глаза. Потом стал краснеть – медленно-медленно. А она уже приближается к нему – до пояса обнаженная.
– Ну что? Бледная, да? незагорелая, да?
У нее была нежная розовая кожа. Корсет валялся на ближайшем столе как лягушачья шкурка из сказки. Ему хотелось взять и вышвырнуть, нет, как в сказке, сжечь эту шкурку, чтобы она, эта широкоглазая девочка оставалась всегда такой розовой, мягкой... Он смотрел на ее маленькую грудь, наверное, ей было холодно, снежной.
– Ну, погладь... Что же ты? Боишься? Ты же не боишься девчонок!
– Не надо,– тихо сказал он.
Лера взяла корсет и прикрыла им грудь: только сейчас ей стало стыдно.
– Отвернись, я оденусь.
Вербин отвернулся.
И тут вошла Нина Семеновна. А они и вовсе забыли о ней!
– Я задержалась, извините... Ой, что это? Березина, ты что?
Лере всегда казалось, что медсестра медлительная. А она тут с проворством кошки схватила ключ от кабинета, висящий на гвозде около двери, выскочила в коридор, и ребята услышали, как ключ повернулся в скважине.
– Ну вот,– усмехнулся Вербин, не глядя на Леру,– арестовали.
– Из-за меня,– уныло сказала Лера и стала натягивать корсет. А на нем – он кинул случайный взгляд – длинная-предлинная шнуровка... "Не успеет надеть,– подумал он,– пожалует комиссия, будут глазеть на нее". Будут глазеть на странную девочку, которая совсем не похожа на болтливых одноклассниц, которая всегда тиха и насторожена, и глаза у нее холодные. Жене давно хотелось, чтобы они потеплели. Когда она подошла к нему вот сейчас... вот минуту назад, глаза были такие же настороженные, но теплые...И эти белые холмики робкие, как зайчата, тоже теплые... Все это промелькнуло в голове Вербина при взгляде на Леру и придало ему решимости.
– Не надевай,– вдруг скомандовал он,– дай мне.
Он выпутался из бинтов, швырнул их куда-то в угол, спрыгнул со стола схватил свой рюкзак,– все движения стали быстры и точны – давай сюда свою лягушачью шкуру.
Лера дала, протянула ему и блузку, которую он, смяв, тоже впихнул в рюкзак. Его спешка передалась и ей. Она лихорадочно натянула свитер в резинку, под которым белые холмики сравнялись с телом.
Зашевелился ключ в дверях.
На пороге стояли Нина Семеновна с торжествующим лицом, Вольдемар Артурович – с любопытным, Людмила Ивановна – с заранее осуждающим.
– Что тут у вас происходит?– спросила она.
– Ничего,– ответил Вербин,– Нина Семеновна провела у нас урок, перевязала меня, Лера Березина меня развязала... Вот и все.
– Они тут... Они тут,– промямлила Нина Семеновна,– если бы я не пришла, то...
– То – что?– спросил Женя, глядя прямо в глаза медсестры.– Что вы хотите сказать?
– Она же была перед тобой... голая!– Нина Семеновна метнула в Леру уничтожающий взгляд.
– Вам это привиделось.
– Да нет же, нет! Людмила Ивановна, я вам сказала правду!
– Хорошо,– Людмила Ивановна была спокойна, как слон.– У нас есть телефоны родителей. Сегодня же мы обо всем сообщим.
– О чем?– спросил Вербин, иронически улыбаясь. Он стоял перед взрослыми – выше всех взрослых и бил себя рюкзаком по коленкам.– О богатом воображении медсестры?
– Как тебе не стыдно врать!– завизжала Нина Семеновна.– И все равно ты будешь служить! Все равно! Ишь ты – тупой, говорит, военкомат!
– Причем здесь это?– усмехнулся Вербин. Он взял Леру за руку.– Нам надо идти. Пропустите. Пожалуйста.
Взрослые нехотя расступились.
Ребята вышли в коридор. Сердце Леры прыгало как сумасшедшее. Она восхищалась Женькой. Какой молодец! Как держится! Сама бы она сразу рассупонилась, сказала, да, было, извините... А медсестра! Вот тебе и добрая! Стукачка!
Пройдя несколько шагов, Женя оглянулся, помахал взрослым рукой и крикнул:
– Счастливо оставаться, товарищи крокодилы!
– Вот! Вот!– завизжала Нина Семеновна,– я же говорю – военрука крокодилом обзывают!
– ...Что теперь делать?– слышали ребята далекий голос директора,– раньше за такое – на комитет комсомола, и – исключение. А сейчас?
На автобусе в лес, в зимний лес. Вербин мастер разжигать костры, он не курит, но в его рюкзаке спички. Они стояли и смотрели, как горит лягушачья шкурка.
.jpg)
